Пионер подлинного, неведомо откуда взявшегося самарского сюрреализма

Автор: Константин Зацепин

Стратегия Шеина в его зрелых работах – минимализм вплоть до схематизма.

 

Николай Шеин (1924–1986) — интереснейший и абсолютно самобытный самарский художник из когорты «корифеев», совершенно неоцененный в свое время и во многом остающийся таковым по сей день. При жизни как серьезного художника его не воспринимали, да, по большому счету, и не знали. Он творил «в стол», зарабатывая на жизнь тем, что руководил бригадой, оформлявшей к праздникам площадь Куйбышева, а также разводил пчел на собственной пасеке. Блестящие произведения, созданные Шеиным в последнее десятилетие жизни, не видел в то время никто, кроме близкого круга избранных друзей. Им художник и завещал свое наследие. После нескольких крупных персоналок в Самаре и Москве его работы попали в Самарский художественный музей, Третьяковскую галерею и Тольяттинский краеведческий музей. По крайней мере, шеинское наследие было спасено для истории. Но его серьезное осмысление, видимо, дело еще нескорого будущего — удел почти всех провинциальных талантов.

Долгое время Шеин писал как традиционный автор, малевал портреты председателей колхозов и инструкторов райкомов. Но в 1970-х он словно испытал озарение. Судя по изменениям в его картинах, перед художником словно распахнулся «дивный новый мир», хотя и весьма специфический. С жанровой точки зрения Шеин — пейзажист, но не следует искать в его пейзажах привычных клише. Взгляд любителя традиционных волжских видов не отдохнет на шеинских картинах, чей мир изображен в круговороте постоянных превращений. Ландшафт здесь весьма умозрительный, перенесенный в сугубо художественное измерение, где он продолжает жить совершенно автономной жизнью, далекой от правил изображения так называемой «реальности».

С жанровой точки зрения Шеин – пейзажист, но не следует искать в его пейзажах привычных клише.

 

Стратегия Шеина в его зрелых работах — минимализм вплоть до схематизма. Его плоскостный, лишенный перспективы мир выдержан преимущественно в целостной, как бы высветленной цветовой гамме, в которой преобладают золотисто-голубые, бирюзовые, палево-розовые тона. Здесь нет глубины и доминируют органические, растительные мотивы. Изображенный им мир «мультипликационен» и принципиально однороден, что подчеркивается округлыми формами деревьев, облаков и гор. По замечанию искусствоведа Татьяны Петровой, «все микро- и макроэлементы здесь согласованы, «срифмованы». Мелкие округлые формы деревьев и облаков напоминают пузырьки воздуха. В большинстве шеинских пейзажей почти нет человеческих фигур, но ощущается чье-то живое бестелесное присутствие. Собственно, присутствует здесь сам созданный и весьма органический мир. Воображаемый ландшафт словно дышит, пульсирует, как некое тело. Художник, безусловно, обыгрывает традиции примитивизма и творчества детей, рисующих деревья, горы и облака, но идет гораздо дальше.

При всей аскетичности и кажущейся простоте визуальный язык Шеина крайне изобретателен на приемы. Так, именно его следует считать пионером техники красочных подтеков, развитой в нулевые Владимиром Логутовым и Андреем Сяйлевым. Такова почти абстрактная картина «Огни» (1980-е), где есть лишь намеченное оранжевым вечернее небо и отражение города в фиолетовой воде. Город дан лишь грубо налепленными точками, от которых стелятся вниз подтеки краски — отражения. Это динамическая картина, которая как бы «сама себя создает», ведь подтек течет вниз по наклоненному холсту, повинуясь собственной внутренней динамике.

Также именно Шеин является первооткрывателем сочетания абстрактных плоскостей с фигуративными элементами в рамках одной композиции. Такова его новаторская по композиции «Лиловая пашня» (1980-е), большую часть которой занимает вертикально поставленная красно-белесая полоса, или скорее плоскость, обозначающая то ли поле, то ли гигантский забор. Она отделяет идиллические примитивистские домики от заводских труб-деревьев в верхней части картины. Абстрактная фигура в данном случае становится средством углубления живописной плоскости.

Наконец, Шеин — пионер подлинного, неведомо откуда взявшегося самарского сюрреализма. Как иначе классифицировать такие его странные картины, как, к примеру, «Обелиски и пионеры» (1976)? Пространство здесь окончательно приобретает шарообразно-пузырчатый характер — ландшафт представлен множеством шаров. Из их поверхностей торчат белые вертикальные образования (условные «обелиски»), вокруг которых огромные толпы еле прописанных человеческих фигур водят нескончаемые хороводы. Жутковатым сюром отдает и «Человек-дерево» (1976), где дерево переходит в кровеносную систему склонившегося над ним человека. Остается лишь гадать, какие прозрения посещали художника в его селе Бахилово, мягко говоря, вдали от мировых арт-центров и какой-либо информации.

Искусствовед Татьяна Петрова так пыталась обобщить философский message художника: «В шеинском „космосе“ материя сублимируется и становится энергией, сгустки которой составляют непрерывно текущий мировой поток. Отталкивается ли художник от какого-то конкретного природного мотива, либо же полностью переходит в иное, поэтическое измерение, всюду он говорит с нами о мире в целом, об отражении всего во всем, взаимосвязи всех вещей в едином потоке бытия». К этому можно добавить лишь следующее: для Шеина нет границы между бытием и искусством. Воображаемые пространства для него не менее реальны, чем видимые. Именно искусство есть то, что дает вещам взаимосвязь, и лишь в его пространстве они могут быть соотнесены.

Комментарии

Авторизоваться через:

Ваше имя:
Комментарий:
Код с картинки: